Размещайте здесь любимые стихи: то, что понравилось, что вспоминается, что близко сердцу.
Правила сообщества.
Добро пожаловать, друзья!
понедельник, 10 декабря 2018
"Ты гори, невидимое пламя".
Смерти нет – то есть сéти нет,
телефон не работает, вот и всё,
едем в поезде в темноте,
ночь горит как костёр.
Телефон не работает, сети нет,
на его экранчике вдалеке
прочитать неправильно, налегке –
«смерти нет».
Проезжаем Братск, темнота кругом.
Так легко бежать мимо чёрных гор
и шептать им, что смерти нет.
Так легко читать мимо мелких букв:
полночь близко, а смерти нет.
В синеву в снегу я бегу, бегу,
помощь близко, а смерти нет.
Боль на на той стороне моста,
бой на белой земле листа,
пустынь-пустынь моей души,
спрячь меня, поспеши.
Иногда мне хочется не успеть,
иногда мне хочется не упасть,
превзойти вопрос, угадать ответ –
а её всё нет.
Сети нет, а может и рыбы нет,
телефон и тот ощущает гнев,
тьма смыкается и горит.
Не о чем говорить.
Телефон оглох, развязалась связь,
несмертельным ядом поили нас,
смертельным ядом поили нас,
а её всё нет.
Время пятится до утра,
время катится как гора,
а гора, гора как дыра, дыра,
разрушена до нутра.
Смерти нет, и я всё бегу, бегу,
а гора не может, а я могу,
а когда горе запрещают ход,
она совершает взлёт.
Но полёт не выдержать никому,
завершает взлёт и стоит в дыму.
Что горам не запрещено?
Молча идти на дно,
распадаться по мелочам,
дать приют меховым вещам,
стать укромным местом, где спать мышам,
а потом становится всё равно –
это разрешено.
Ей становится всё равно –
это предрешено.
Мы невидимы в темноте.
Мир невидимый опустел,
Ни гостей, ни благих вестей.
Только мёртвые языки,
мёртвые города,
псы, живущие на цепи,
смотрящие в никуда.
Посмотри на них – говори, гора,
повтори им, что смерти нет.
Есть она, – говорит гора,
вся разрушена до нутра.
Есть она! – говорит гора,
вся изгрызена до корней.
Она не уйдёт, и я не уйду.
Не падёт она, и я не паду.
Есть она! – говорит гора, – и я буду с ней.
Не она со мной, а я буду с ней
и скажу ей, что смерти нет.
телефон не работает, вот и всё,
едем в поезде в темноте,
ночь горит как костёр.
Телефон не работает, сети нет,
на его экранчике вдалеке
прочитать неправильно, налегке –
«смерти нет».
Проезжаем Братск, темнота кругом.
Так легко бежать мимо чёрных гор
и шептать им, что смерти нет.
Так легко читать мимо мелких букв:
полночь близко, а смерти нет.
В синеву в снегу я бегу, бегу,
помощь близко, а смерти нет.
Боль на на той стороне моста,
бой на белой земле листа,
пустынь-пустынь моей души,
спрячь меня, поспеши.
Иногда мне хочется не успеть,
иногда мне хочется не упасть,
превзойти вопрос, угадать ответ –
а её всё нет.
Сети нет, а может и рыбы нет,
телефон и тот ощущает гнев,
тьма смыкается и горит.
Не о чем говорить.
Телефон оглох, развязалась связь,
несмертельным ядом поили нас,
смертельным ядом поили нас,
а её всё нет.
Время пятится до утра,
время катится как гора,
а гора, гора как дыра, дыра,
разрушена до нутра.
Смерти нет, и я всё бегу, бегу,
а гора не может, а я могу,
а когда горе запрещают ход,
она совершает взлёт.
Но полёт не выдержать никому,
завершает взлёт и стоит в дыму.
Что горам не запрещено?
Молча идти на дно,
распадаться по мелочам,
дать приют меховым вещам,
стать укромным местом, где спать мышам,
а потом становится всё равно –
это разрешено.
Ей становится всё равно –
это предрешено.
Мы невидимы в темноте.
Мир невидимый опустел,
Ни гостей, ни благих вестей.
Только мёртвые языки,
мёртвые города,
псы, живущие на цепи,
смотрящие в никуда.
Посмотри на них – говори, гора,
повтори им, что смерти нет.
Есть она, – говорит гора,
вся разрушена до нутра.
Есть она! – говорит гора,
вся изгрызена до корней.
Она не уйдёт, и я не уйду.
Не падёт она, и я не паду.
Есть она! – говорит гора, – и я буду с ней.
Не она со мной, а я буду с ней
и скажу ей, что смерти нет.
пятница, 04 марта 2016
"Ты гори, невидимое пламя".
*
Придёт старость, расставит книги по алфавиту,
приведёт в порядок не только фотографии, но и негативы,
покачает головой: как мало осталось от самых даровитых,
пожмёт плечами: а ведь не скажешь, что были нерадивы,
плотнее в платок закутается: неужели
звание любимого может достаться любому?
Беззубо осклабится: надо же, как похорошели
фотографии, казавшиеся неудачными, не доставшиеся альбому!
Придёт старость, расставит книги по алфавиту,
приведёт в порядок не только фотографии, но и негативы,
покачает головой: как мало осталось от самых даровитых,
пожмёт плечами: а ведь не скажешь, что были нерадивы,
плотнее в платок закутается: неужели
звание любимого может достаться любому?
Беззубо осклабится: надо же, как похорошели
фотографии, казавшиеся неудачными, не доставшиеся альбому!
пятница, 18 декабря 2015
"Ты гори, невидимое пламя".
Вот подошла зима и её золотые, тихие штуки.
Каждый волен искать для себя забавы:
Маленькие вечера, медные звуки,
Шелковистые вздохи, медленные отравы.
Если бы люди знали судьбу свою сами,
Они сравнились бы с остальными,
Стали бы присматривать за сердечными весами,
Часами песочными, клепсидрами кровяными,
Содержать в порядке странные механизмы
На подверженной раздражению амальгаме,
Все эти воронки, колбочки, трубочки, призмы
Сердца, занятого своими бегами.
Каждый волен искать для себя забавы:
Маленькие вечера, медные звуки,
Шелковистые вздохи, медленные отравы.
Если бы люди знали судьбу свою сами,
Они сравнились бы с остальными,
Стали бы присматривать за сердечными весами,
Часами песочными, клепсидрами кровяными,
Содержать в порядке странные механизмы
На подверженной раздражению амальгаме,
Все эти воронки, колбочки, трубочки, призмы
Сердца, занятого своими бегами.
воскресенье, 06 декабря 2015
Никак, кроме как на Хохенгроне
Дорогие поэты и/или поклонники Макса Фрая!
Добро пожаловать в нашу обитель Ветров и Закатов. Там будет собрано и уже собирается всё, что касается хохенгрона: стихи, музыка, картинки. Хохенгрон - это такой специальный язык для описания снов, погоды и смерти.
Будем рады если вы зайдёте и поделитесь с нами своим или чужим творчеством, созвучным нашему настроению. Особенно приветствуется верлибр! Но не только он
Добро пожаловать в нашу обитель Ветров и Закатов. Там будет собрано и уже собирается всё, что касается хохенгрона: стихи, музыка, картинки. Хохенгрон - это такой специальный язык для описания снов, погоды и смерти.
Будем рады если вы зайдёте и поделитесь с нами своим или чужим творчеством, созвучным нашему настроению. Особенно приветствуется верлибр! Но не только он
пятница, 04 декабря 2015
«Спасибо всем, кто нам мешает»
Спасибо всем, кто нам мешает,
Кто нам намеренно вредит,
Кто наши планы разрушает,
И нас обидеть норовит!
О, если б только эти люди
Могли понять, какую роль
Они играют в наших судьбах,
Нам причиняя эту боль!
Душа, не знавшая потери,
Душа, не знавшая обид,
Чем счастье в жизни будет мерить?
Прощенья радость с чем сравнит?
Ну как мудреть и развиваться
Без этих добрых злых людей?
Из ими созданных препятствий
Возникнут тысячи идей,
Наполненных добром и светом
И повторю я им сто раз:
СПАСИБО ВАМ за всё за ЭТО,
Ну что б мы делали без ВАС?!
© Валентин Гафт
Мне шепчет мама.
А очередь была - на три квартала.
Но мы стояли.
И к исходу дня
Буханка нам по карточкам досталась
(Две детских и служебная одна).
Мы шли домой.
Вдруг маму пошатнуло.
И, побледнев,
как часто в эти дни,
Она мне сумку с хлебом протянула:
- Неси, сынок,
смотри не урони!
А над больною мамой стыло небо,
И запад был
в багровых облаках.
А я тащил не просто сумку с хлебом,
Я жизнь семьи
держал в своих руках...
Давным-давно те годы миновали,
Но ничего не поросло быльем,
Ведь мы не на веселом карнавале,
А в жизни человеческой живем.
И надо мной бывает небо низким,
А горизонт в багровых облаках,
И чувствуешь особо: счастье близких,
Спокойствие семьи -
в твоих руках.
От клеветы и от измен скорбя,
Я все равно не стану жить как легче.
Ведь мне
из детства
мама тихо шепчет:
- Смотри, сынок, не урони себя!
© Юрий Николаев
Ленинград.
Жизнь устроена так, что без лишних вопросов
Нас бросает судьба то туда, то сюда.
Мы все время в пути, мы всегда на колесах,
В бесконечную даль нас зовут поезда.
Но в горячих степях и в сибирских буранах,
И под ласковым солнцем, и в дождик, и в град,
Несмотря ни на что, мы храним постоянно
Мысль о том, что вернемся в родной Ленинград.
Кто-то может сказать: "Право, что за охота
В постоянной разлуке с любимыми жить?"
Что поделать, друзья, что поделать - работа.
Нам без этой работы никак не прожить.
Но в горячих степях и в сибирских буранах,
И под ласковым солнцем, и в дождик, и в град,
Несмотря ни на что, мы храним постоянно
Мысль о том, что вернемся в родной Ленинград.
Пристегнулись ремни и взревели моторы.
Под крылом замерцали огни площадей.
До свиданья, родной! До свидания,город
Самых светлых надежд и любимых людей.
И в горячих степях и в сибирских буранах,
И под ласковым солнцем, и в дождик, и в град,
Несмотря ни на что, сохраним постоянно
Мысль о том, что вернемся в родной Ленинград.
Ноябрь, 1982, Сочи.
© Игорь Тальков
ТОГДА
Ошибаешься, мальчик! Зла - нет.
Зло сотворить Великий не мог.
Есть лишь несовершенство.
Но оно так же опасно, как то,
что ты злом называешь.
Князя тьмы и демонов нет.
Но каждым поступком
лжи, гнева и глупости
создаем бесчисленных тварей,
безобразных и страшных по виду,
кровожадных и гнусных.
Они стремятся за нами,
наши творенья! Размеры
и вид их созданы нами.
Берегися рой их умножить.
Твои порожденья тобою
питаться начнут. Осторожно
к толпе прикасайся. Жить трудно,
мой мальчик, помни приказ:
жить, не бояться и верить.
Остаться свободным и сильным.
А после удастся и полюбить.
Темные твари все это очень
не любят.
Сохнут и гибнут
тогда.
1916 г.
© Николай Рерих.
Спасибо всем, кто нам мешает,
Кто нам намеренно вредит,
Кто наши планы разрушает,
И нас обидеть норовит!
О, если б только эти люди
Могли понять, какую роль
Они играют в наших судьбах,
Нам причиняя эту боль!
Душа, не знавшая потери,
Душа, не знавшая обид,
Чем счастье в жизни будет мерить?
Прощенья радость с чем сравнит?
Ну как мудреть и развиваться
Без этих добрых злых людей?
Из ими созданных препятствий
Возникнут тысячи идей,
Наполненных добром и светом
И повторю я им сто раз:
СПАСИБО ВАМ за всё за ЭТО,
Ну что б мы делали без ВАС?!
© Валентин Гафт
Мне шепчет мама.
А очередь была - на три квартала.
Но мы стояли.
И к исходу дня
Буханка нам по карточкам досталась
(Две детских и служебная одна).
Мы шли домой.
Вдруг маму пошатнуло.
И, побледнев,
как часто в эти дни,
Она мне сумку с хлебом протянула:
- Неси, сынок,
смотри не урони!
А над больною мамой стыло небо,
И запад был
в багровых облаках.
А я тащил не просто сумку с хлебом,
Я жизнь семьи
держал в своих руках...
Давным-давно те годы миновали,
Но ничего не поросло быльем,
Ведь мы не на веселом карнавале,
А в жизни человеческой живем.
И надо мной бывает небо низким,
А горизонт в багровых облаках,
И чувствуешь особо: счастье близких,
Спокойствие семьи -
в твоих руках.
От клеветы и от измен скорбя,
Я все равно не стану жить как легче.
Ведь мне
из детства
мама тихо шепчет:
- Смотри, сынок, не урони себя!
© Юрий Николаев
Ленинград.
Жизнь устроена так, что без лишних вопросов
Нас бросает судьба то туда, то сюда.
Мы все время в пути, мы всегда на колесах,
В бесконечную даль нас зовут поезда.
Но в горячих степях и в сибирских буранах,
И под ласковым солнцем, и в дождик, и в град,
Несмотря ни на что, мы храним постоянно
Мысль о том, что вернемся в родной Ленинград.
Кто-то может сказать: "Право, что за охота
В постоянной разлуке с любимыми жить?"
Что поделать, друзья, что поделать - работа.
Нам без этой работы никак не прожить.
Но в горячих степях и в сибирских буранах,
И под ласковым солнцем, и в дождик, и в град,
Несмотря ни на что, мы храним постоянно
Мысль о том, что вернемся в родной Ленинград.
Пристегнулись ремни и взревели моторы.
Под крылом замерцали огни площадей.
До свиданья, родной! До свидания,город
Самых светлых надежд и любимых людей.
И в горячих степях и в сибирских буранах,
И под ласковым солнцем, и в дождик, и в град,
Несмотря ни на что, сохраним постоянно
Мысль о том, что вернемся в родной Ленинград.
Ноябрь, 1982, Сочи.
© Игорь Тальков
ТОГДА
Ошибаешься, мальчик! Зла - нет.
Зло сотворить Великий не мог.
Есть лишь несовершенство.
Но оно так же опасно, как то,
что ты злом называешь.
Князя тьмы и демонов нет.
Но каждым поступком
лжи, гнева и глупости
создаем бесчисленных тварей,
безобразных и страшных по виду,
кровожадных и гнусных.
Они стремятся за нами,
наши творенья! Размеры
и вид их созданы нами.
Берегися рой их умножить.
Твои порожденья тобою
питаться начнут. Осторожно
к толпе прикасайся. Жить трудно,
мой мальчик, помни приказ:
жить, не бояться и верить.
Остаться свободным и сильным.
А после удастся и полюбить.
Темные твари все это очень
не любят.
Сохнут и гибнут
тогда.
1916 г.
© Николай Рерих.
четверг, 03 декабря 2015
Шасси, крылья, хвост - вот мои документы!
Зимнее
Экой снег какой глубокий!
Лошадь дышит горячо.
Светит месяц одинокий
Через левое плечо.
Пруд окован крепкой бронью,
И уходят от воды
Вправо - крестики вороньи,
Влево - заячьи следы.
Гнется кустик на опушке,
Блещут звезды, мерзнет лес,
Тут снимал перчатки Пушкин
И крутил усы Дантес.
Раздается на полянке
Волчьих свадеб дальний вой.
Мы летим в ковровых санках
По дороге столбовой.
Ускакали с черноокой
И - одни... Чего ж еще?
Светит месяц одинокий
Через левое плечо.
Неужели на гулянку
С колокольцем под дугой
Понесется в тех же санках
Завтра кто-нибудь другой?
И усы ладонью тронет,
И увидит у воды
Те же крестики вороньи,
Те же заячьи следы?
На погост он мельком глянет,
Где ограды да кресты.
Мельком глянет, нас помянет:
Жили-были я да ты!..
И прижмется к черноокой,
И задышит горячо.
Глянет месяц одинокий
Через левое плечо.
Дмитрий Кедрин
1938
Экой снег какой глубокий!
Лошадь дышит горячо.
Светит месяц одинокий
Через левое плечо.
Пруд окован крепкой бронью,
И уходят от воды
Вправо - крестики вороньи,
Влево - заячьи следы.
Гнется кустик на опушке,
Блещут звезды, мерзнет лес,
Тут снимал перчатки Пушкин
И крутил усы Дантес.
Раздается на полянке
Волчьих свадеб дальний вой.
Мы летим в ковровых санках
По дороге столбовой.
Ускакали с черноокой
И - одни... Чего ж еще?
Светит месяц одинокий
Через левое плечо.
Неужели на гулянку
С колокольцем под дугой
Понесется в тех же санках
Завтра кто-нибудь другой?
И усы ладонью тронет,
И увидит у воды
Те же крестики вороньи,
Те же заячьи следы?
На погост он мельком глянет,
Где ограды да кресты.
Мельком глянет, нас помянет:
Жили-были я да ты!..
И прижмется к черноокой,
И задышит горячо.
Глянет месяц одинокий
Через левое плечо.
Дмитрий Кедрин
1938
четверг, 19 ноября 2015
Шасси, крылья, хвост - вот мои документы!
За кулисами
От пьесы огрызочка куцего
Достаточно нам для печали,
Когда убивают Меркуцио --
То все еще только в начале.
Неведомы замыслы гения,
Ни взгляды, ни мысли, ни вкус его --
Как долго еще до трагедии,
Когда убивают Меркуцио.
Нам много на головы свалится,
Уйдем с потрясенными лицами...
А первая смерть забывается
И тихо стоит за кулисами.
У черного входа на улице
Судачат о жизни и бабах
Убитый Тибальдом Меркуцио
С убитым Ромео Тибальдом.
Олег Ладыженский
От пьесы огрызочка куцего
Достаточно нам для печали,
Когда убивают Меркуцио --
То все еще только в начале.
Неведомы замыслы гения,
Ни взгляды, ни мысли, ни вкус его --
Как долго еще до трагедии,
Когда убивают Меркуцио.
Нам много на головы свалится,
Уйдем с потрясенными лицами...
А первая смерть забывается
И тихо стоит за кулисами.
У черного входа на улице
Судачат о жизни и бабах
Убитый Тибальдом Меркуцио
С убитым Ромео Тибальдом.
Олег Ладыженский
"Ты гори, невидимое пламя".
Летят коротенькие дни,
как самолётные огни, —
зажглось — погасло.
Как будто некто в корабле
передаёт ночной земле,
что жизнь прекрасна.
Она прекрасна на лету —
и в темноте, и на свету,
зимой и летом.
Она прекрасна в час невзгод,
когда и сил недостаёт,
чтоб верить в это.
Пусть эта истина смешна,
но может статься, что она
не так банальна,
когда полночный самолёт
её, кренясь, передаёт
огнем сигнальным.
Летит, мерцает над тобой,
как наваждение, как боль,
огонь из ночи.
И жизнь, мерцая и маня,
ещё прекраснее огня,
ещё короче.
как самолётные огни, —
зажглось — погасло.
Как будто некто в корабле
передаёт ночной земле,
что жизнь прекрасна.
Она прекрасна на лету —
и в темноте, и на свету,
зимой и летом.
Она прекрасна в час невзгод,
когда и сил недостаёт,
чтоб верить в это.
Пусть эта истина смешна,
но может статься, что она
не так банальна,
когда полночный самолёт
её, кренясь, передаёт
огнем сигнальным.
Летит, мерцает над тобой,
как наваждение, как боль,
огонь из ночи.
И жизнь, мерцая и маня,
ещё прекраснее огня,
ещё короче.
воскресенье, 07 июня 2015
возможно
Я видел Гераклита — он спал на земле, он спал,
обняв рукой автомат, бряцающий, как кимвал,
я видел Гераклита — он спал на земле, ничей,
и ползал снег по нему, наподобие белых вшей,
и мирная жизнь приходила к нему во сне;
война лежит в основе всего, но только не на войне.
Корни в земле пускающий, как женьшень,
Гераклит говорит, что сердце моё мишень,
Гераклит говорит, что сердце моё лишь цель
для бессмертной любви, и оно превратится в цвель,
в дым, бетонный пролёт, ржавый чугунный прикид,
в мост и звезду над ним, которая говорит.
обняв рукой автомат, бряцающий, как кимвал,
я видел Гераклита — он спал на земле, ничей,
и ползал снег по нему, наподобие белых вшей,
и мирная жизнь приходила к нему во сне;
война лежит в основе всего, но только не на войне.
Корни в земле пускающий, как женьшень,
Гераклит говорит, что сердце моё мишень,
Гераклит говорит, что сердце моё лишь цель
для бессмертной любви, и оно превратится в цвель,
в дым, бетонный пролёт, ржавый чугунный прикид,
в мост и звезду над ним, которая говорит.
воскресенье, 15 февраля 2015
"Ты гори, невидимое пламя".
Моя душа, за смертью дальней
твой образ виден мне вот так:
натуралист провинциальный,
в раю потерянный чудак.
Там в роще дремлет ангел дикий,
полупавлинье существо.
Ты любознательно потыкай
зелёным зонтиком в него,
соображая, как сначала
о нём напишешь ты статью,
потом… но только нет журнала,
и нет читателей в раю.
И ты стоишь, ещё не веря
немому горю своему:
об этом синем сонном звере
кому расскажешь ты, кому?
Где мир и названные розы,
музей и птичьи чучела?
И смотришь, смотришь ты сквозь слёзы
на безымянные крыла.
твой образ виден мне вот так:
натуралист провинциальный,
в раю потерянный чудак.
Там в роще дремлет ангел дикий,
полупавлинье существо.
Ты любознательно потыкай
зелёным зонтиком в него,
соображая, как сначала
о нём напишешь ты статью,
потом… но только нет журнала,
и нет читателей в раю.
И ты стоишь, ещё не веря
немому горю своему:
об этом синем сонном звере
кому расскажешь ты, кому?
Где мир и названные розы,
музей и птичьи чучела?
И смотришь, смотришь ты сквозь слёзы
на безымянные крыла.
вторник, 30 декабря 2014
"Ты гори, невидимое пламя".
немного классики)
*
Снег идёт, снег идёт.
К белым звёздочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплёт.
Снег идёт, и все в смятеньи,
Bсе пускается в полёт,
Черной лестницы ступени,
Перекрёстка поворот.
Снег идёт, снег идёт,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.
Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.
Потому что жизнь не ждёт.
Не оглянешься и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.
Снег идёт, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год
Следуют, как снег идёт,
Или как слова в поэме?
Снег идёт, снег идёт,
Снег идёт, и все в смятеньи:
Убелённый пешеход,
Удивлённые растенья,
Перекрёстка поворот.
воскресенье, 28 декабря 2014
"Ты гори, невидимое пламя".
В БОЛЬНИЦЕ
Я лежу и рисую мороз.
Прицепил я автобусу хвост —
Мчится он, на зверюшку похожий...
А вот это шагает прохожий,
Только где у прохожего нос?
Нос за пазуху спрятал прохожий.
Я лежу и рисую мороз.
Затопил я на улице печку
И вплотную —
крылечко к крылечку —
Магазины, дома перенёс.
Я лежу и рисую мороз.
В рощу выпустил огненных птичек,
А потом двадцать штук рукавичек
Привязал я на ветки берёз.
Я лежу и рисую мороз.
Улетели озябшие птицы,
И последние две рукавицы
Незнакомый мальчишка унёс...
Я лежу и рисую мороз.
Я лежу и рисую мороз.
Прицепил я автобусу хвост —
Мчится он, на зверюшку похожий...
А вот это шагает прохожий,
Только где у прохожего нос?
Нос за пазуху спрятал прохожий.
Я лежу и рисую мороз.
Затопил я на улице печку
И вплотную —
крылечко к крылечку —
Магазины, дома перенёс.
Я лежу и рисую мороз.
В рощу выпустил огненных птичек,
А потом двадцать штук рукавичек
Привязал я на ветки берёз.
Я лежу и рисую мороз.
Улетели озябшие птицы,
И последние две рукавицы
Незнакомый мальчишка унёс...
Я лежу и рисую мороз.
понедельник, 01 декабря 2014
"Ты гори, невидимое пламя".
Неужели всю жизнь надо маяться!
А потом
от тебя
останется —
Не горшок, не гудок, не подкова,
Может, слово, может, полслова —
Что-то вроде сухого листочка,
Тень взлетевшего с крыши стрижа —
И каких-нибудь полглоточка
Эликсира,
который — душа.
А потом
от тебя
останется —
Не горшок, не гудок, не подкова,
Может, слово, может, полслова —
Что-то вроде сухого листочка,
Тень взлетевшего с крыши стрижа —
И каких-нибудь полглоточка
Эликсира,
который — душа.
вторник, 21 октября 2014
"Ты гори, невидимое пламя".
хельга
хельге тринадцать — то есть, уже большая.
лезет с вопросами, бегает и мешает
вечно стремится выразить свой протест
маме перечит, кашу почти не ест
между тем, у неё все есть:
дельфин по имени Людвиг
папа, который маму совсем не любит
игрушек ворох
братик, сестрички, взрослые разговоры.
все говорят: война завершится скоро
мы потеряли город.
дети читают Гёте и верят в чёрта
треплют его по холке, целуют морду
чёрт неизменно вьётся у них под боком
благо, нет связи с Богом.
бункер затих, на утро сготовят пудинг
к вечеру тут в живых никого не будет
(вальтер отца, тревожные голоса,
мамины слезы — цианистая роса)
хельга ложится в десять и тушит лампу
ночь обнимает хельгу пушистой лапой
снится ей рыбный, пряничный, вольный город
снятся тюльпаны и незнакомый говор
папа и мама вышли на Дамрак-штрассе
девочка Анна машет рукой с террасы
солнце дельфином пляшет в воде канала
утро не скоро, страха как не бывало
чёрт поправляет Хельгино одеяло
прячет в кармане ампулу люминала
молча садится рядом.
где-то гремят снаряды и гибнут люди
где-то беззвучно плачет забытый Людвиг
мама не спит, она выбирает платье
смерть — это вроде свадьбы, все дело в дате
хельга во сне смеётся, ей вторит Анна
пышно цветут тюльпаны.
хельге тринадцать — то есть, уже большая.
лезет с вопросами, бегает и мешает
вечно стремится выразить свой протест
маме перечит, кашу почти не ест
между тем, у неё все есть:
дельфин по имени Людвиг
папа, который маму совсем не любит
игрушек ворох
братик, сестрички, взрослые разговоры.
все говорят: война завершится скоро
мы потеряли город.
дети читают Гёте и верят в чёрта
треплют его по холке, целуют морду
чёрт неизменно вьётся у них под боком
благо, нет связи с Богом.
бункер затих, на утро сготовят пудинг
к вечеру тут в живых никого не будет
(вальтер отца, тревожные голоса,
мамины слезы — цианистая роса)
хельга ложится в десять и тушит лампу
ночь обнимает хельгу пушистой лапой
снится ей рыбный, пряничный, вольный город
снятся тюльпаны и незнакомый говор
папа и мама вышли на Дамрак-штрассе
девочка Анна машет рукой с террасы
солнце дельфином пляшет в воде канала
утро не скоро, страха как не бывало
чёрт поправляет Хельгино одеяло
прячет в кармане ампулу люминала
молча садится рядом.
где-то гремят снаряды и гибнут люди
где-то беззвучно плачет забытый Людвиг
мама не спит, она выбирает платье
смерть — это вроде свадьбы, все дело в дате
хельга во сне смеётся, ей вторит Анна
пышно цветут тюльпаны.
вторник, 07 октября 2014
"Ты гори, невидимое пламя".
Меня упрекали во всём, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.
Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.
Когда вокруг больше нету того, что было,
не важно, берут вас в кольцо или это — блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.
И если за скорость света не ждёшь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки её превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.
Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.
Когда вокруг больше нету того, что было,
не важно, берут вас в кольцо или это — блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.
И если за скорость света не ждёшь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки её превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.
суббота, 04 октября 2014
"Ты гори, невидимое пламя".
Свет ложится на свет, словно снег на снег.
Снег на снег ложится, как пух-перо.
Гуси-лебеди знают: его пробег
составляет вечность. Почти зеро.
Скажут: выпал на долю — не верь, не грех
своровать у себя, обнулив табло.
Снег ложится на снег от варяг до грек —
не смертельно. Но дышится тяжело.
Снег на снег ложится, как пух-перо.
Гуси-лебеди знают: его пробег
составляет вечность. Почти зеро.
Скажут: выпал на долю — не верь, не грех
своровать у себя, обнулив табло.
Снег ложится на снег от варяг до грек —
не смертельно. Но дышится тяжело.
пятница, 26 сентября 2014
Людмила Щипахина
МУЖЧИНАМ
В мороз, и в гололед, и в слякоть,
Какая б ни стряслась беда, -
Не заставляйте женщин плакать
Ни от любви, ни от стыда.
Какая бы из горьких трещин
Ни расколола сердце вам, -
Не заставляйте плакать женщин
По необдуманным словам.
Прощайте женщин! Сокращайте
И злые распри, и вражду!
И никогда не вымещайте
На женщинах свою беду.
И как бы ни случилось плавать
Вам в океане бытия, -
Не заставляйте женщин плакать,
На вас обиду затая.
И пусть вам будет как награда
За бескорыстие труда
Та женщина, что с вами рядом,
Не плачущая никогда.
Чтоб стыд не жег вас сквозь года,
Чтоб от раскаянья не ахать, -
Вовек: нигде и никогда
Не заставляйте женщин плакать.
МУЖЧИНАМ
В мороз, и в гололед, и в слякоть,
Какая б ни стряслась беда, -
Не заставляйте женщин плакать
Ни от любви, ни от стыда.
Какая бы из горьких трещин
Ни расколола сердце вам, -
Не заставляйте плакать женщин
По необдуманным словам.
Прощайте женщин! Сокращайте
И злые распри, и вражду!
И никогда не вымещайте
На женщинах свою беду.
И как бы ни случилось плавать
Вам в океане бытия, -
Не заставляйте женщин плакать,
На вас обиду затая.
И пусть вам будет как награда
За бескорыстие труда
Та женщина, что с вами рядом,
Не плачущая никогда.
Чтоб стыд не жег вас сквозь года,
Чтоб от раскаянья не ахать, -
Вовек: нигде и никогда
Не заставляйте женщин плакать.
среда, 17 сентября 2014
Какая нынче осень золотая,
всё падает и падает листва.
Мы все ж теряем что-то, обретая,
всё бережём заветные слова.
На доброту и нежность скуповаты
и сдержаны и в чувствах и в речах,
но не бывает, видимо, возврата
к тому, что зачеркнула сгоряча.
Душе озябшей хочется приюта –
протягиваю к пламени ладонь:
и вечности равняется минута
и счастью – сердца встречного огонь.
Так хочется порою опереться
На крепкое, надежное плечо,
Чтобы ровнее стало биться сердце,
Чтоб хоть на миг не думать ни о чем.
И, позабыв, что быть всесильной надо,
Стать слабой, беззащитной и смешной
И не пугаться ласкового взгляда,
И речи твоей путано-хмельной.
Но не дано . Опять смеюсь сквозь слезы,
Смеюсь и над собой и над судьбой,
Меняя ветку мартовской мимозы
На розу из бумаги голубой.
Людмила Ишутинова
всё падает и падает листва.
Мы все ж теряем что-то, обретая,
всё бережём заветные слова.
На доброту и нежность скуповаты
и сдержаны и в чувствах и в речах,
но не бывает, видимо, возврата
к тому, что зачеркнула сгоряча.
Душе озябшей хочется приюта –
протягиваю к пламени ладонь:
и вечности равняется минута
и счастью – сердца встречного огонь.
Так хочется порою опереться
На крепкое, надежное плечо,
Чтобы ровнее стало биться сердце,
Чтоб хоть на миг не думать ни о чем.
И, позабыв, что быть всесильной надо,
Стать слабой, беззащитной и смешной
И не пугаться ласкового взгляда,
И речи твоей путано-хмельной.
Но не дано . Опять смеюсь сквозь слезы,
Смеюсь и над собой и над судьбой,
Меняя ветку мартовской мимозы
На розу из бумаги голубой.
Людмила Ишутинова
воскресенье, 07 сентября 2014
Читайте мой роман "Письмо из терминала" и много всего другого на моем сайте :)
Of Guinevere from Arthur separate,
And separate from Launcelot and the world,
And shielded in the convent with her sin,
As one draws fast a veil upon a face
That 's marred, but only holds the scar more close
Against the burning brain--I read to-day
This legend; and if other yet than I
Have read, or said, how know I? for the text
Was written in the story we have learned,
Between the ashen lines, invisible,
In hieroglyphs that blazed and leaped like light
Unto the eyes. A thousand times we read;
A thousand turn the page and understand,
And think we know the record of a life,
When lo! if we will open once again
The awful volume, hid, mysterious,
Intent, there lies the unseen alphabet--
Re-reads the tale from breath to death, and spells
A living language that we never knew.
понедельник, 07 июля 2014
И, как с небес добывший крови сокол, спускалось сердце на руку к тебе
Человек, которого не было,
Грызет грушу, улыбается, смотрит в окно.
Человек, которого не было, мой сын,
Играет со мной в прятки:
Закрывает глаза ладонями,
Говорит: смотри, мама, меня нет.
Отрывает ладони, и мы вместе смеемся:
Вот он ты!
Человек, которого не было год назад,
Дает мне предметы и забирает все из моих рук.
Связанные судьбой и кровью,
Мы свидетели друг о друге:
Человек, которого не было,
Однажды подумает обо мне —
Человеке, которого больше нет.
Грызет грушу, улыбается, смотрит в окно.
Человек, которого не было, мой сын,
Играет со мной в прятки:
Закрывает глаза ладонями,
Говорит: смотри, мама, меня нет.
Отрывает ладони, и мы вместе смеемся:
Вот он ты!
Человек, которого не было год назад,
Дает мне предметы и забирает все из моих рук.
Связанные судьбой и кровью,
Мы свидетели друг о друге:
Человек, которого не было,
Однажды подумает обо мне —
Человеке, которого больше нет.