И, как с небес добывший крови сокол, спускалось сердце на руку к тебе
Никто не хотел воевать за немцев,
Прибираться в комнате, застилать кровать.
Немцы воевали, чтобы проиграть,
Это знал каждый дошкольник,
Но без немцев, какая война?
Тогда мы ещё не знали:
Можно весело стрелять по своим и без немцев,
Мы по-немецки выполняли боевую задачу проиграть,
Продолжали прибираться в комнате,
Застилать кровать,
Платить рэкетирам в девяностые,
А когда женщина говорила: «Я тебя не люблю» —
Пожимали плечами.
Иногда встречаю человека хорошо за сорок
С молодым лицом, умными глазами
И чуть грустной улыбкой,
Спрашиваю: ты воевал за немцев?
Улыбается, не отвечает.
Мама съела много мела.
Ковыряла, чтоб я смог
Проходить сквозь стены смело,
Не ломая рук и ног.
Нарастёт шальное мясо,
Заживёт больничный шов.
Не волнуйся, всё прекрасно,
Мама, мама, я прошёл.
* * *
Я убит подо Ржевом, но только убит
И поныне стою под прицелом.
Вот еще один волос, в хребте перебит,
Став единственным и драгоценным.
Вены я перерезал садовым ножом,
И они проросли, как сумели.
Утром судного дня я покинул Содом,
Посмотреть, как цветут иммортели.
От счастливой судьбы, от красивых людей
Я вернусь молодым и любимым,
Чтоб клевал мою кровь на снегу воробей,
Как застывшие капли рябины.
Чтоб леталось легко по земле воробью
И душа не просилась на волю,
Потому что тогда я его не убью
И другим убивать не позволю.
* * *
В письмах родным и близким
"Выпал снег" –
Написал поэт.
"Выпал снег" –
Написал дворник.
А дворник-поэт
Написал бы так,
Что не вынесло б
Сердце ничье.
* * *
Я слушаю Моцарта,
Я живу на земле,
Потому что было Моцарту
Хуже, чем мне.
Болела у Моцарта левая рука,
А душа была намотана на облака.
Бог за это Моцарта
Очень жалел,
Долго жить Моцарту
На свете не велел.
Дал ему отмучаться
И расстаться с душой.
Я слушаю Моцарта
И мне хорошо.
* * *
Я шел по лезвию воды
На край зеркального провала,
И кроме собственной судьбы,
Ничто меня не волновало.
Я сравнивал тебя с землей
И уходил из поля зренья,
А ты бросалась плыть за мной,
Отягощенная сравненьем.
Так пустота касалась рук,
И я о волны спотыкался,
Но плугом был распахнут круг,
Где лимб прозрачный замыкался.
Из отраженной глубины
Я выходил к себе навстречу.
Мы, как часы, разведены!
Но больше незачем и нечем.
* * *
Чем больше в полях высыхало колодцев,
Тем меньше боялся я жажды и зноя.
Тем больше любил я безумных уродцев,
Прозвавших поэзию – влагой земною.
Чем больше страну оставляли пророки,
Тем меньше я думал о будущем света,
Тем больше я верил в прозрачные строки
Забытых, не узнанных нами поэтов.
Чем меньше я плакал, боялся, молился,
Тем больше терял дар обыденной речи.
Я видел поэтов продрогшие лица,
Прекрасные лица, но не человечьи.
Они открывались случайно, однажды,
Мне стало неважно, что будет со мною.
Чем больше они умирали от жажды –
Тем меньше боялся я жажды и зноя.