друзья, поздравляю нас всех с включением нашего сообщества в каталог сообществ diary.ru)
мы в разделе "Поэзия".
мы в разделе "Поэзия".
он умер, оказывается. ещё в 2004-м.
он был почти моего поколения, на 8 лет меня старше.
а я думала, он младше меня на несколько лет, ещё только начинает, ещё много сделает.
...и лет ему было совсем немного больше чем мне теперь. 37. =/
*
Это было только метро кольцо,
это "о" сквозное польстит кольцу,
это было близко твоё лицо
к моему в темноте лицу.
Это был какой-то неровный стык.
Это был какой-то дуги изгиб.
Свет погас в вагоне - и я постиг -
свет опять зажёгся - что я погиб.
Я погибель в щёку поцеловал,
я хотел и в губы, но свет зажгли,
как пересчитали по головам
и одну пропащую не нашли.
И меня носило, что твой листок,
насыпало полные горсти лет,
я бросал картинно лета в поток,
как окурки фирменных сигарет.
Я не знал всей правды, сто тысяч правд
я слыхал, но что им до правды всей…
Я не видел Бога. Как космонавт.
Только говорил с Ним. Как Моисей.
Нет на белом свете букета роз
ничего прекрасней и нет пошлей.
По другим подсчётам - родных берёз
и сиротской влаги в глазах полей.
"Ты содержишь градус, но ты - духи", -
утирает Правда рабочий рот.
"Если пригодились твои стихи,
не жалей, что как-то наоборот…"
здесь кое-что ещё.
он был почти моего поколения, на 8 лет меня старше.
а я думала, он младше меня на несколько лет, ещё только начинает, ещё много сделает.
...и лет ему было совсем немного больше чем мне теперь. 37. =/
*
Это было только метро кольцо,
это "о" сквозное польстит кольцу,
это было близко твоё лицо
к моему в темноте лицу.
Это был какой-то неровный стык.
Это был какой-то дуги изгиб.
Свет погас в вагоне - и я постиг -
свет опять зажёгся - что я погиб.
Я погибель в щёку поцеловал,
я хотел и в губы, но свет зажгли,
как пересчитали по головам
и одну пропащую не нашли.
И меня носило, что твой листок,
насыпало полные горсти лет,
я бросал картинно лета в поток,
как окурки фирменных сигарет.
Я не знал всей правды, сто тысяч правд
я слыхал, но что им до правды всей…
Я не видел Бога. Как космонавт.
Только говорил с Ним. Как Моисей.
Нет на белом свете букета роз
ничего прекрасней и нет пошлей.
По другим подсчётам - родных берёз
и сиротской влаги в глазах полей.
"Ты содержишь градус, но ты - духи", -
утирает Правда рабочий рот.
"Если пригодились твои стихи,
не жалей, что как-то наоборот…"
здесь кое-что ещё.
суббота, 12 декабря 2009
Одиночество крови ощущаешь все чаще:
Все окончено в прошлом,
Нечем жить в настоящем,
Ты снимаешь пальто,
Ты стираешь помаду –
Достаешь с верхней полки шкуру волка – так надо.
Леденеет твой взгляд,
В сталь закованы нервы.
И отныне тропа.
И отныне без веры.
И нет смысла делить
На «плохих» и «хороших» -
В этом - волчий закон
И отличье от кошек.
Ты – тебя – снова ты –
И клыки, а не зубы,
И острее черты,
И тревожней минуты.
Лишь ночами, одна,
Тихо воешь в подушку,
И волчица-луна
Ест как плоть твою душу
Все окончено в прошлом,
Нечем жить в настоящем,
Ты снимаешь пальто,
Ты стираешь помаду –
Достаешь с верхней полки шкуру волка – так надо.
Леденеет твой взгляд,
В сталь закованы нервы.
И отныне тропа.
И отныне без веры.
И нет смысла делить
На «плохих» и «хороших» -
В этом - волчий закон
И отличье от кошек.
Ты – тебя – снова ты –
И клыки, а не зубы,
И острее черты,
И тревожней минуты.
Лишь ночами, одна,
Тихо воешь в подушку,
И волчица-луна
Ест как плоть твою душу
воскресенье, 06 декабря 2009
И, как с небес добывший крови сокол, спускалось сердце на руку к тебе
ЭЛЕГИЯ
Так сочинилась мной элегия
о том, как ехал на телеге я.
Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой,
наполнен важною отвагой,
с морской волнующейся влагой
вступает в бой неравный.
Вот конь в могучие ладони
кладет огонь лихой погони,
и пляшут сумрачные кони
в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.
Так сочинилась мной элегия
о том, как ехал на телеге я.
Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой,
наполнен важною отвагой,
с морской волнующейся влагой
вступает в бой неравный.
Вот конь в могучие ладони
кладет огонь лихой погони,
и пляшут сумрачные кони
в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.
Я прошу, хоть ненадолго,
боль моя, ты покинь меня.
Облаком,
сизым облаком
ты полети к родному дому,
отсюда - к родному дому.
Берег мой, покажись вдали
краешком, тонкой линией.
Берег мой,
берег ласковый,
ах, до тебя, родной, доплыть бы,
доплыть бы хотя б когда-нибудь.
Где-то далеко, очень далеко
идут грибные дожди.
Прямо у реки в маленьком саду
поспели вишни,
наклонясь до земли.
Где-то далеко в памяти моей
сейчас как в детстве тепло,
хоть память укрыта
такими большими снегами...
Ты, гроза, напои меня
допьяна, да не до смерти.
Вот опять, как в последний раз,
я всё гляжу куда-то в небо,
как будто ищу ответа...
боль моя, ты покинь меня.
Облаком,
сизым облаком
ты полети к родному дому,
отсюда - к родному дому.
Берег мой, покажись вдали
краешком, тонкой линией.
Берег мой,
берег ласковый,
ах, до тебя, родной, доплыть бы,
доплыть бы хотя б когда-нибудь.
Где-то далеко, очень далеко
идут грибные дожди.
Прямо у реки в маленьком саду
поспели вишни,
наклонясь до земли.
Где-то далеко в памяти моей
сейчас как в детстве тепло,
хоть память укрыта
такими большими снегами...
Ты, гроза, напои меня
допьяна, да не до смерти.
Вот опять, как в последний раз,
я всё гляжу куда-то в небо,
как будто ищу ответа...
суббота, 05 декабря 2009
пятница, 04 декабря 2009
*
Я — богатый юноша, и мне жалко
расставаться с сабелькой из Эфеса,
и с камзолом бархатным с алой лентой,
и с пером на шляпе, и с крепким перстнем...
С этой гордой складкой у губ, с повадкой
молодого рыцаря и с посадкой
верховой, с пружинистою походкой,
с подбородком, выплывшим легкой лодкой.
С тетивою мышцы, с биеньем лимфы,
с голосами арфы, с виденьем нимфы,
с зеркалами рифмы и с Божьим даром —
с этим блеском, маревом, плеском, жаром!
Я боюсь земли, где плодятся черви,
я боюсь луны на кривом ущербе,
я боюсь пиров, где привольно мухам,
и Царя незримого нищих духом!
И отдам я сабельку с портупеей,
и камзол, и перстень, и пруд с аллеей,
и рожок охотничий, и дорогу
неизвестному молодому Богу!
Юный взор отдам ему, сердце, голос,
каждый вьющийся своевольем волос...
Даже сердце — с его ядовитым медом,
жизнь
и твердь со звездами над черным входом.
среда, 02 декабря 2009
В облаках духов дешёвых шла фиеста, в хлам пьяна
В разноцветных драных юбках, в грязных шёлковых штанах
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Повстречали мы друг друга, ты меня, а я тебя
Танцевали, спотыкаясь о дырявый барабан
И когда в траву свалились даже те, кто был не пьян
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Полюбили мы друг друга, ты меня, а я тебя
Все ушли, а мы остались - песни, карты, города
Мы со всем, что нам мешало, распрощались навсегда
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Узнавали мы друг друга, ты меня, а я тебя
Но пылинка угодила в безупречный механизм
И одна из карт нам вышла кверху жопой, рожей вниз
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Обманули мы друг друга, ты меня, а я тебя
И, продрав глаза спросонья, очутились мы в толпе
Каждый знал о нас чуть больше, чем мы знали о себе
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Продавали мы друг друга, ты меня, а я тебя
И когда в глазах друг друга мы увидели врагов
Нам вручили наши деньги, усмехаясь и без слов
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Убивали мы друг друга, ты меня, а я тебя
То, что вместе начинали, нужно вместе завершать
Для тяжёлой для работы рук свободных не сыскать
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Закопали мы друг друга, ты меня, а я тебя
Говорят, лукавя мудро, что история - земля
Но скорее - это ветер, заблудившийся в ветвях
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Позабыли мы друг друга, ты меня, а я тебя
В разноцветных драных юбках, в грязных шёлковых штанах
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Повстречали мы друг друга, ты меня, а я тебя
Танцевали, спотыкаясь о дырявый барабан
И когда в траву свалились даже те, кто был не пьян
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Полюбили мы друг друга, ты меня, а я тебя
Все ушли, а мы остались - песни, карты, города
Мы со всем, что нам мешало, распрощались навсегда
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Узнавали мы друг друга, ты меня, а я тебя
Но пылинка угодила в безупречный механизм
И одна из карт нам вышла кверху жопой, рожей вниз
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Обманули мы друг друга, ты меня, а я тебя
И, продрав глаза спросонья, очутились мы в толпе
Каждый знал о нас чуть больше, чем мы знали о себе
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Продавали мы друг друга, ты меня, а я тебя
И когда в глазах друг друга мы увидели врагов
Нам вручили наши деньги, усмехаясь и без слов
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Убивали мы друг друга, ты меня, а я тебя
То, что вместе начинали, нужно вместе завершать
Для тяжёлой для работы рук свободных не сыскать
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Закопали мы друг друга, ты меня, а я тебя
Говорят, лукавя мудро, что история - земля
Но скорее - это ветер, заблудившийся в ветвях
Под раскидистым каштаном, среди солнечного дня
Позабыли мы друг друга, ты меня, а я тебя
Я не ухожу. Просто иногда меня нет....(с)
Иди, иди за мной - покорной
И верною моей рабой.
Я на сверкнувший гребень горный
Взлечу уверенно с тобой.
Я пронесу тебя над бездной,
Ее бездонностью дразня.
Твой будет ужас бесполезный -
Лишь вдохновеньем для меня.
Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
И, вознося, не уроню.
И на горах, в сверканьи белом,
На незапятнанном лугу,
Божественно-прекрасным телом
Тебя я странно обожгу.
Ты знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь,
Та грустная земная жалость,
Что дикой страстью ты зовешь?
Когда же вечер станет тише,
И, околдованная мной,
Ты полететь захочешь выше
Пустыней неба огневой, -
Да, я возьму тебя с собою
И вознесу тебя туда,
Где кажется земля звездою,
Землею кажется звезда.
И, онемев от удивленья,
Ты у'зришь новые миры -
Невероятные виденья,
Создания моей игры...
Дрожа от страха и бессилья,
Тогда шепнешь ты: отпусти...
И, распустив тихонько крылья,
Я улыбнусь тебе: лети.
И под божественной улыбкой,
Уничтожаясь на лету,
Ты полетишь, как камень зыбкий,
В сияющую пустоту... А.Блок.
И верною моей рабой.
Я на сверкнувший гребень горный
Взлечу уверенно с тобой.
Я пронесу тебя над бездной,
Ее бездонностью дразня.
Твой будет ужас бесполезный -
Лишь вдохновеньем для меня.
Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
И, вознося, не уроню.
И на горах, в сверканьи белом,
На незапятнанном лугу,
Божественно-прекрасным телом
Тебя я странно обожгу.
Ты знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь,
Та грустная земная жалость,
Что дикой страстью ты зовешь?
Когда же вечер станет тише,
И, околдованная мной,
Ты полететь захочешь выше
Пустыней неба огневой, -
Да, я возьму тебя с собою
И вознесу тебя туда,
Где кажется земля звездою,
Землею кажется звезда.
И, онемев от удивленья,
Ты у'зришь новые миры -
Невероятные виденья,
Создания моей игры...
Дрожа от страха и бессилья,
Тогда шепнешь ты: отпусти...
И, распустив тихонько крылья,
Я улыбнусь тебе: лети.
И под божественной улыбкой,
Уничтожаясь на лету,
Ты полетишь, как камень зыбкий,
В сияющую пустоту... А.Блок.
В четыре часа ночи,
А может, в четыре утра,
Когда ночь - не ночь,
Заря - не заря,
Она приходит на берег моря
И кричит истошно:
- Серёга! -
И только шорох волн отвечает
На этот голос
Истошным шорохом:
- Серёга! Серёга! -
Труп его не нашли,
Но она приходит на берег
И разговаривает с любимым,
Превратившимся в море.
А может, в четыре утра,
Когда ночь - не ночь,
Заря - не заря,
Она приходит на берег моря
И кричит истошно:
- Серёга! -
И только шорох волн отвечает
На этот голос
Истошным шорохом:
- Серёга! Серёга! -
Труп его не нашли,
Но она приходит на берег
И разговаривает с любимым,
Превратившимся в море.
вторник, 01 декабря 2009
вспомнилось
К пересмотру военной истории
Сгинь! Умри! — сурово хмуря брови,
требуют не нюхавшие крови
у стоявших по плечи в крови.
Сгинь! Умри! И больше не живи.
Воевал ты, да не так, не этак,
как Суворов, твой великий предок,
сочетавший с милосердьем пыл.
И Кутузов — гениальней был!
Ты нарушил правила морали!
Всё, что ты разрушил, не пора ли
правежом взыскать — и до рубля!
Носит же таких сыра земля!
Слушают уныло ветераны,
что они злодеи и тираны,
что пора бы наказать порок,
что пора бы преподать урок.
Думают они, что в самом деле
что-нибудь они недоглядели
и недоучли в пылу атак.
Что не этак надо бы, не так!
Впрочем, перетакивать не будем.
А сыра земля по сердцу людям,
что в манере руд или корней
года по четыре жили в ней.
К пересмотру военной истории
Сгинь! Умри! — сурово хмуря брови,
требуют не нюхавшие крови
у стоявших по плечи в крови.
Сгинь! Умри! И больше не живи.
Воевал ты, да не так, не этак,
как Суворов, твой великий предок,
сочетавший с милосердьем пыл.
И Кутузов — гениальней был!
Ты нарушил правила морали!
Всё, что ты разрушил, не пора ли
правежом взыскать — и до рубля!
Носит же таких сыра земля!
Слушают уныло ветераны,
что они злодеи и тираны,
что пора бы наказать порок,
что пора бы преподать урок.
Думают они, что в самом деле
что-нибудь они недоглядели
и недоучли в пылу атак.
Что не этак надо бы, не так!
Впрочем, перетакивать не будем.
А сыра земля по сердцу людям,
что в манере руд или корней
года по четыре жили в ней.
воскресенье, 29 ноября 2009
читать дальше
*
Страшно сохнет во рту.
Рот как вяленый.
Полнедели – как не житьё.
Сбитый с ног,
сшибленный,
сваленный,
получаю своё.
Получаю всё, что положено
за своё персональное зло.
Так хотелось, чтоб по-хорошему,
но не вышло.
Нет, не прошло.
*
Сократились мои обязанности
не до минимума – до нуля,
до той грозной отметки опасности,
когда больше не держит земля,
когда можно легким усилием,
поворотом одним руки
улететь вослед птичьим крыльям
за перистые облака.
*
Страшно сохнет во рту.
Рот как вяленый.
Полнедели – как не житьё.
Сбитый с ног,
сшибленный,
сваленный,
получаю своё.
Получаю всё, что положено
за своё персональное зло.
Так хотелось, чтоб по-хорошему,
но не вышло.
Нет, не прошло.
*
Сократились мои обязанности
не до минимума – до нуля,
до той грозной отметки опасности,
когда больше не держит земля,
когда можно легким усилием,
поворотом одним руки
улететь вослед птичьим крыльям
за перистые облака.
суббота, 28 ноября 2009
x x
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.
Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.
Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично — на каком
Непонимаемой быть встречным!
(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне всё — равны, мне всё — равно,
И, может быть, всего равнее —
Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.
Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.
Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично — на каком
Непонимаемой быть встречным!
(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне всё — равны, мне всё — равно,
И, может быть, всего равнее —
Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
пятница, 27 ноября 2009
причём в составе верлибра; стихотворенье в стихотвореньи /наверно, единственный такой случай в поэзии - это ведь не поэма, а буквально всего страничка/. о том, как он укачивает маленького сына - и без конца поёт ему эту колыбельную.
но верлибр мне совсем не понравился.
и ещё кое-что
*
Ходит-бродит тишина
от стены и до окна,
от окна под потолок -
и забьётся в уголок.
Тихо тикают часы,
телефон молчит в усы,
и рояль не разомкнёт
свой зубастый белый рот.
Только вот у фонарей
всё не так, как у людей:
на всю ночь зажгут огни,
спят зато весь день они.
Речка быстрая не спит,
и в кровати не лежит,
не умеет речка спать,
надо к морю ей бежать.
*
и ещё одно маленькое замечание)
но верлибр мне совсем не понравился.
и ещё кое-что
*
Ходит-бродит тишина
от стены и до окна,
от окна под потолок -
и забьётся в уголок.
Тихо тикают часы,
телефон молчит в усы,
и рояль не разомкнёт
свой зубастый белый рот.
Только вот у фонарей
всё не так, как у людей:
на всю ночь зажгут огни,
спят зато весь день они.
Речка быстрая не спит,
и в кровати не лежит,
не умеет речка спать,
надо к морю ей бежать.
*
и ещё одно маленькое замечание)
Плыл кораблик голубой,
а на нём и я с тобой.
В синем море тишина,
в небе звёздочка видна,
а за тучами вдали
виден край чужой земли...
а на нём и я с тобой.
В синем море тишина,
в небе звёздочка видна,
а за тучами вдали
виден край чужой земли...
Обманули надежды –
среди зимы
взяли у ели шишки,
потом продали с лотка
по гривеннику...
Разнесли по домам...
Раскрылись в тепле шишки –
просыпались семенами
на бесплодную почву –
на пол,
ни красоты, ни дела.
Правда, один
совсем маленький мальчик
сказал удивлённо впервые –
Шишки!
среди зимы
взяли у ели шишки,
потом продали с лотка
по гривеннику...
Разнесли по домам...
Раскрылись в тепле шишки –
просыпались семенами
на бесплодную почву –
на пол,
ни красоты, ни дела.
Правда, один
совсем маленький мальчик
сказал удивлённо впервые –
Шишки!
четверг, 26 ноября 2009
Cветла как печаль, безмятежна как сон,
Ты влетаешь как птица, садишься на пальцы
И я снова спасен.
Беззаботная лень, безымянная тень,
Ты накроешь мой дом туманным крылом
И закончится день.
Но в безлунную ночь, как бездомная дочь,
Не выдержав счастья, по зову ненастья
Ты уносишься прочь
Оставляя мне пыль, оставляя мне прах,
Унося мою душу мерцающим камнем
В бессильных когтях.
Ведьма или ангел, птица или зверь
Веpнись – я оставлю откpытым окно
И незапеpтой двеpь.
Смеpть или спасенье, свет ты или тьма?
Если не веpнешься, я впеpвые узнаю
Как сходят с ума.
Мое отpаженье – лицо меpтвеца –
Плывет без движенья в глубинах зеpкал
В ожиданьи конца.
Hо если ты пpинесешь назад талисман,
Иней на стеклах без дыма сгоpит
И pазгонит туман.
Ведьма или ангел, птица или зверь
Веpнись – я оставлю откpытым окно
И незапеpтой двеpь.
Смеpть или спасенье, свет ты или тьма?
Если не веpнешься, я впеpвые узнаю
Как сходят с ума.
Hо если ты опоздаешь хотя бы на миг,
Стекла тpеснут как лед и на пол упадет
Снежно-белый стаpик.
И камень в когтях станет сеpым свинцом,
И ты pухнешь бессильно, pазбив свои кpылья,
Pядом с меpтвым лицом
Ты влетаешь как птица, садишься на пальцы
И я снова спасен.
Беззаботная лень, безымянная тень,
Ты накроешь мой дом туманным крылом
И закончится день.
Но в безлунную ночь, как бездомная дочь,
Не выдержав счастья, по зову ненастья
Ты уносишься прочь
Оставляя мне пыль, оставляя мне прах,
Унося мою душу мерцающим камнем
В бессильных когтях.
Ведьма или ангел, птица или зверь
Веpнись – я оставлю откpытым окно
И незапеpтой двеpь.
Смеpть или спасенье, свет ты или тьма?
Если не веpнешься, я впеpвые узнаю
Как сходят с ума.
Мое отpаженье – лицо меpтвеца –
Плывет без движенья в глубинах зеpкал
В ожиданьи конца.
Hо если ты пpинесешь назад талисман,
Иней на стеклах без дыма сгоpит
И pазгонит туман.
Ведьма или ангел, птица или зверь
Веpнись – я оставлю откpытым окно
И незапеpтой двеpь.
Смеpть или спасенье, свет ты или тьма?
Если не веpнешься, я впеpвые узнаю
Как сходят с ума.
Hо если ты опоздаешь хотя бы на миг,
Стекла тpеснут как лед и на пол упадет
Снежно-белый стаpик.
И камень в когтях станет сеpым свинцом,
И ты pухнешь бессильно, pазбив свои кpылья,
Pядом с меpтвым лицом
среда, 25 ноября 2009
при взгляде на темы сообщества - вспомнилось)
*
Стихи растут, как звёзды и как розы,
Как красота - ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы
Один ответ: - Откуда мне сие?
Мы спим - и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом - во сне - открыты
Закон звезды и формула цветка.
*
Стихи растут, как звёзды и как розы,
Как красота - ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы
Один ответ: - Откуда мне сие?
Мы спим - и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом - во сне - открыты
Закон звезды и формула цветка.
это - довольно-таки популярное. не как Мандельштам, конечно, но в Интернете кое-где есть. пусть и здесь будет.
Сельское кладбище
Борис Слуцкий
Сельское кладбище